http://www.youtube.com/watch?v=4dwlXFCs9aE

1812 год: образцовая оборона Бобруйска

 

Следует заметить, что французы в войне 1812 года, по сути дела, не смогли взять ни одной русской крепости. Заявляя это, я имею в виду классическую осаду и штурм, в результате которого крепость оказывалась захваченной. Такого не было ни разу — все укрепления доставались неприятелю только тогда, когда гарнизон оставлял их. А попытки штурмовать крепости, которые активно обороняли, всегда заканчивались неудачей — вспомнить хотя бы историю с осадой Риги или штурмом Динабурга (совр. Даугавпилс).
 
Справедливости ради нужно сказать, что русские вообще практически не использовали этот благоприятный для них фактор — в смысле, неспособность французов штурмовать крепости. Поэтому вместо того, чтобы оставить гарнизоны в укреплениях и тем самым распылить силы Великой Армии, которая в данном случае просто была бы вынуждена заниматься осадами (ибо боеспособный гарнизон в тылу — это серьезная проблема), они отдавали свои многие города и веси просто без боя. Эту ошибку совершали даже самые талантливые полководцы с нашей стороны — так, Барклай де Толли не стал оборонять Смоленск, даже, несмотря на то, что город был хорошо укреплен, а у французов не было нормальной тяжелой артиллерии и должного запаса продовольствия для долгой осады.
 
М. Залесский, Бобруйская крепость


Впрочем, некоторые генералы все же понимали данную слабость неприятеля и весьма ловко ее использовали. Именно таким был ныне забытый герой обороны Бобруйска генерал-майор Гаврила Александрович Игнатьев. Этот замечательный полководец, участник суворовского Итальянского и Швейцарского походов, был еще и талантливым инженером. Именно ему было поручено в 1810 году строительство крепости в Бобруйске, которое было завершено примерно через год.
 
Итак, после получения известий о начале войны 29 июня 1812 года Игнатьев принял на себя главное руководство в Бобруйске, хотя не имел на это приказа, поскольку курьер с письмом, содержавшим распоряжение, был захвачен в плен. Гаврила Александрович не растерялся — он сразу же приказал перегнать к Бобруйску все суда, шедшие по Березине, отправил всех больных в Речицу, остановил проходивших с обозами через Бобруйск 140 казаков и сформировал из них разъездную команду.

Один из казематов крепости возле т.н. "Комендантского озера"


Также генерал распорядился свести весь фураж на Слуцкую дорогу и выставить на каждой станции максимальное число подвод для перевозки армейских грузов. Эта весьма разумная мера позволила войскам армии Багратиона на несколько переходов оторваться от наседающего на него корпуса маршала Даву и без особых потерь прибыть в Бобруйск.
 
Отдохнув и пополнив запасы продовольствия, 8 июля арьергард 2-й Западной армии покинул Бобруйск, забрав с собой шесть батальонов из войск гарнизона. В крепости осталось семь тысяч человек при 334 орудиях и 600 больных и раненых, оставленных армией Багратиона.
 
Сами понимаете, число защитников было невелико, однако, поскольку крепость была превосходной, то французы даже не попытались захватить ее. Для блокирования Бобруйска сначала был оставлен кавалерийский корпус генерала Мари Виктор Николя де Латур-Мобура, который праздно ошивался в окрестностях города, не проводя никаких активных действий. Что было вполне естественным — кавалеристы, тем более безподдержки осадных орудий, не могли штурмовать крепость.

Башня Опермана. Сейчас там располагается СИЗО


В итоге после смоленского сражения корпус Латур-Мобура был отозван (и позже он блестяще проявит себя под Бородино), а на замену ему была прислана польская пехотная дивизия генерала Яна Хенрика Домбровского, усиленная 12 эскадронами кавалерии, французским маршевым полком и несколькими саперными ротами (всего около 12 тысяч человек).
 
Посылая создателя польских легионов под Бобруйск, Наполеон преследовал кроме военных еще и политические цели. Дело в том, что в ближайших уездах жило много поляков и белорусов, которые враждебно относились к русским из-за последнего раздела Речи Посполитой и, соответственно, утраты последней своей независимости. Поэтому французский Император рассчитывал, что польская дивизия сможет получать пополнения из местных добровольцев и, кроме того, сам факт присутствия поляков поспособствует восстаниям против "русских оккупантов".
 
В одном из казематов Бобруйской крепости


Однако расчеты Наполеона не оправдались — никаких серьезных выступлений в районе города не было, поскольку большая часть жителей была достаточно индифферентна и не отдавала предпочтения той или другой противоборствующей стороне.
 
Местных больше заботил вопрос — будут их грабить или нет? И здесь генерал Игнатьев несколько переиграл Наполеона — с самого начала войны он запретил своим подчиненным незаконные реквизиции продовольствия, подвод и фуража у населения. А вот Домбровский не смог этого сделать — обозов в его корпусе было мало и солдаты вынуждены били жить на "самообеспечении", что сразу же вызвало враждебное отношение местных.
 
Кроме того, как только началась осада, Игнатьев потребовал от жителей Бобруйского уезда: "заготовление для неприятелей провианта и фуража во всех местах прекратить и истреблять [его] огнем". Он также запретил вооружение населения, отмечая, что: "Строжайше запрещается помещикам и владельцам вооружать крестьян под предлогом личной защиты от грабительства, и всякий, найденный в селениях и по лесам вооруженный, будет расстрелян".
 
Фрагмент кладки вала Бобруйской крепости


В случае появления неприятеля жителям предписывалось вместе со своим имуществом прятаться в ближайших лесах. Благодаря таким жестким мерам, Гавриле Александровичу удалось удержать ситуацию под контролем, и в результате население близлежащих к крепости уездов осталось верным российскому правительству. Так что генерала Домбровского и его солдат с цветами встречать никто не вышел. Тогда он решил штурмовать город и лично провел осмотр укреплений. Увиденное его не обрадовало — город окружали крепостные валы высотой в 8-10 метров. Перед валами были глубокие рвы, а перед рвами, как докладывали осведомители — "волчьи пасти", то есть глубокие, замаскированные сверху ямы. Против более чем трех сотен крепостных орудий наполеоновский генерал мог выставить только два десятка полевых пушек. Ко всему прочему во время разведки Домбровский и один из его командиров Эверт оказались на волосок от смерти — одна из гранат пролетела так близко от головы генерала, что сбила с него шапку.
 
Отказавшись от штурма, Домбровский приступил к осаде, которая была совершенно бессмысленной — провианта и боеприпасов в крепости было запасено на несколько месяцев. Тем временем командующий 2-го резервного корпуса армии Тормасова генерал-лейтенант Федор Федорович Эртель, чьи войска базировались в районе Мозыря, решил деблокировать город. Для начала 27 августа его войска подошли к Пинску и практически без боя заняли город — удерживавший его отряд австрийского генерала Мора, который по численности, кстати, превосходил русских, отступил из Пинска после перестрелки. Русские захватили немало продовольствия и боеприпасов, а также 38 пленных из числа замешкавшихся.
 
Макет Бобруйской крепости в Краеведческом музее города


Обезопасив свои фланги, Эртель двинулся к Бобруйску. Следует заметить, что два первых отряда под командованием полковников Дреера и Баранова, которые были высланы в Бобруйск с обозом медикаментов (у Игнатьева к тому времени чуть ли не половина солдат лежала в госпиталях), не смогли пробиться в крепость. Понеся тяжелые потери, они отступили.
 
Тогда Эртель решил атаковать всеми своими силами (а у него к тому времени было 12 тысяч человек). Второго сентября русские войска выбили противника из Глуска и после двинулись прямо на позиции войск Домбровского около деревни Горбацевичи, где третьего сентября состоялось сражение.
 
Первым в сражение с русскими вступил французский маршевый полк, солдаты которого пытались атаковать с фронта. Одновременно сопровождавшая его кавалерия сделала рейд в тыл войскам Эртеля. Однако эта атака была отбита, после чего русские мощной штыковой контратакой обратили французов в бегство.

Эртель послал преследовать их свою конницу, а сам с ходу ударил по польской пехоте, которая, не выдержав натиска, подалась назад. Тем временем русская кавалерия начала заходить в тыл полякам и Домбровский уже мысленно попрощался со своей артиллерией. Однако положение спас удар резерва майора Эрсана, который остановил русских и заставил их отступить.
 
Тем не менее, Эртеля это не смутило — он также ввел в бой резервы и, наконец, сбросил поляков с позиций. Домбровскому пришлось отступить в район Свислочи, где ему удалось собрать все свои войска и занять новую позицию. Эртель не стал атаковать его — задача была выполнена, Бобруйск деблокирован (по крайней мере, на время) и обозы с продовольствием и медикаментами доставлены в город. Однако развить успех генералу не удалось — на следующий день после сражения им был получен приказ об отходе.

Макет Бобруйской крепости


Тем не менее, победа русских под Горбацевичами не была напрасной — потерявший более тысячи солдат и офицеров, а также обескураженный неудачей Домбровский вообще прекратил всякие активные действия. Его дивизия сконцентрировалась под Свислочью и даже не пыталась вновь взять Бобруйск в кольцо. Игнатьев же тем временем начал формировать партизанские и рейдовые группы, которые молниеносными налетами лишали неприятеля спокойствия, а также боеприпасов и фуража.
 
Бесславное сидение поляков возле Бобруйска окончилось 20 ноября когда корпус генерал-майора С. А. Тучкова прибыл к городу. Дивизия Домбровского, которая в то время потеряла почти половину личного состава от голода и болезней, не приняв боя, спешно отступила по направлению к Борисову. Так окончилась замечательная оборона Бобруйска, длившаяся свыше четырех месяцев. Этот город смог удержать возле своих стен достаточно крупный резерв Великой Армии, а также обеспечить удачные действия русских рейдовых групп, которые, имея в Бобруйске надежную базу, безнаказанно громили тылы и коммуникации французов.
 
Сейчас, вновь перечитывая славные страницы летописи бобруйской обороны, понимаешь, что именно она являлась хорошим примером того, как следовало действовать русским на первом этапе кампании. Если бы к началу вторжения Великую Армию на ее пути поджидали бы сотни подобных крепостей, между которыми расположились бы маневренные армейские соединения, то, возможно, она не смогла бы дойти даже до Смоленска. Тем не менее, этого не было сделано, из-за чего начало компании было для русских весьма неудачным…

Беларусь у часы Напалеона — унікальныя выявы

 http://news.tut.by/culture/324257.html

На падыходзе да Полацка, 25 ліпеня 1812 г.

У 1812 дзю Фор прайшоў Беларусь двойчы — ідучы да Масквы і назад.

Выстава называецца "Вайна 1812 года вачыма відавочцы. Графіка Х.В. фон Фабера дзю Фора" будзе цікавая не толькі мастацтвазнаўцам ды гісторыкам... На яго малюнках нехта можа пазнаць родныя мясціны, а нехта і задумацца пра пераменлівасць фартуны.

Хрысьціян Вільгельм Фабэр дзю Фор, нарадзіўся ў1780, у Нямеччыне, у сям’і нашчадкаў французскіх гугенотаў. Вывучаючы мастацтва і займаючыся маляваннем з дзіцячых гадоў, дзю Фор, аднак, абраў кар’еру вайскоўца. У 1809 ён добраахвотна далучыўся да "Вялікай арміі" Напалеона. У 1812 г. служыў у рэзерве 25-й пяхотнай дывізіі, дайшоў да Барадзіна.

Каля Ваўкавыска, 14 снежня 1812 г.

Прыгарады Бешанковічаў, на правым беразе Дзвіны, 29 ліпеня 1812 г.

У лагеры каля Дзісны, 23 ліпеня 1812 г.

Яго малюнкі, зробленыя ў Беларусі, вельмі натуралістычныя, насычаныя дэталямі, што для нас ёсць найкаштоўнейшым дакументам тае эпохі.

У творчы даробак дзю Фора, што датычыць нашага краю, уваходзяць сотні малюнкаў і шкіцаў, 100 акварэляў, два жывапісныя палатны — "Пераправа праз Бярэзіну" і "Кавярня Lichtenstein у Вільні". Віды Улы, Сянна ці Бешанковічаў сталі наагул адзінымі выявамі, з якіх мы можам уявіць нашыя краявіды тае драматычнае эпохі.

Літаграфіі "Ваколіцы Смаргоні. 1812", "Полацк 1812", "Бівуак у Лёзне. 1812", "Від Сянна. 1812", "Пераправа праз Бярэзіну 28 лістапада 1812 года", што выйшлі ў альбомах, сталі класікай еўрапейскага гісторыка-батальнага жанра. Пры тым у творах мы можам вычуць і вельмі асабістае стаўленне мастака да тых трагічных падзеяў у Беларусі. Між іншым, напалеонаўскім ваярам належыць пачэснае месца ў гісторыі мастацтва, у жанры архітэктурнага пейзажу Беларусі. Багата твораў, прысьвечаных падзеям на нашых землях, пакінуў мастак Альберт Адам, які браў удзел у паходзе на Расею ў складзе IV-га корпуса Багарнэ.

У ваколіцах дарогі ад Браслава да Дзісны, 21 ліпеня 1812 г.

Між Плешчаніцамі і Смаргонню, 2 снежня 1812 г.

Каля Бешанковічаў, 28 ліпеня 1812 г., у 5 гадзін раніцы.

Пасля вяртання ў Францыю, на падставе шматлікіх замалёвак, Адам стварыў нізку з 83 аркушаў, выкананых алеем на паперы, а пасьля яшчэ дадаў сто тлумачальных тэкстаў — урыўкаў з паходнага журнала самога мастака, цытат з успамінаў удзельнікаў вайны.

Нямецкі мастак-баталіст Петэр Гес у 1840-я напісаў на спецыяльную замову дванаццаць карцін, што адлюстроўвалі розныя эпізоды вайны 1812 года. Гес праехаў напалеонаўскім шляхам і зрабіў шматлікія замалёўкі і акварэлі. Многія з іх маюць вартасць для беларускіх даследчыкаў.

Вялікую мастацкую каштоўнасць маюць і архітэктурныя краявіды Беларусі, створаныя французскім мастаком, сынам ветэрана 1812 года, Барталамеем Лавэрнем. Дарэчы, Лавэрнь, апроч вялікага падарожжа па Беларусі, здзейсніў таксама паход аж да Тасаманіі і Аўстраліі. Так што французскі глядач мог пазнаёміцца з відамі нязнаных яму краёў. Невыпадкова і Напалеон Орда вучыўся ў французскіх арітэктурных пейзажыстаў.

Але пра гэта — асобна, а сёння раю ўсім схадзіць у Нацыянальны мастацкі, паразглядаць краявіды і архітэктуру, угледзіцца ў твары й французаў і беларусаў тае пары, калі не было фатаграфіі.

У ваколіцах Астроўна, 1 жніўня 1812 г.

Лагер каля Улы, 26 ліпеня 1812 г.

Бешанковічы, 30 ліпеня 1812 г.

Вторая польская война

 

Правда такова, что наши предки повсеместно, в городах и местечках бывшего ВКЛ, с радостью встречали французскую армию, как освободительницу от русской оккупации. Такими были чувства наших предков. Да иначе и быть не могло. Судите сами:

Русские по отношению к нам были захватчиками. Присоединив к себе Великое Княжество Литовское, существовавшее 550 лет, Россия лишила наши города Магдебургского права и даже древних гербов. Повсеместно сносились ратуши. Видимо, чтобы они не напоминали народу о временах свободы и самоуправления.

А несколько сотен тысяч крестьян, словно скот, царица Екатерина и её сынок Павел I, раздали русским помещикам.

Жителей Литвы лишили даже права на собственные фамилии и имена. Вилькув записывали Волковыми, Недзьвецких – Медведевыми, Лёнгины становились Леонидами, Юзэфы – Иосифами, а Яны – Иванами. В 1794 году наши предки подняли восстание, которое царские войска под командованием Суворова, утопили в крови. Разве после всех этих безобразий, после того как нашу Родину разрезали по живому и поделили, литвины и поляки могли воспринимать русских как своих? Конечно же, нет. Поэтому с Наполеоном наш народ связывал надежды на изгнание жестоких оккупантов, восстановление ВКЛ и отмену крепостного права.

Французский император называл компанию 1812 года «Второй Польской войной». Прибыв в армию под Ковно (Каунас), Наполеон обратился к своим солдатам с воззванием: «Солдаты! Вторая Польская война началась. Первая окончилась победой под Фридляндом. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и войну с Англией. Ныне нарушает она клятвы свои и не хочет дать никакого изъяснения о странном поведении своём [...].

Судьба её должна исполниться. Разве мы уже не воины Аустерлица? Россия поставляет нас между бесчестием и войною. Наш выбор не будет сомнителен. Пойдём же вперёд! [...] Вторая Польская война, подобно первой, прославит Французское оружие, но мир, который мы заключим, будет прочным. Он положит конец тому гибельному влиянию, которое Россия вот уже 50 лет оказывает на дела Европы».

Почему войну против России Наполеон называл «польской»? Император как-то сказал Клеменсу Меттерниху, министру иностранных дел Австрии: «…Я открою кампанию переходом через Нёман. Закончу я её в Смоленске и Минске», то есть на территории бывшей Речи Посполитой, которую в то время часто называли Польшей. Ну а в результате первой «польской» войны, в 1807 г., было образовано Великое Герцогство Варшавское. Оно возникло на землях, которые во время разделов Польши отошли к Австрии и Пруссии. Русскую армию император планировал разгромить в одном или двух сражениях, возродить ВКЛ, принудить царя к выгодному для Франции мирному договору, и на этом компанию завершить.

В самом начале военных действий Наполеон подписал суровый приказ по армии: арестовывать всех солдат, уличённых в грабежах и мародёрстве местного населения, предавать их военно-полевому суду и в случае обвинительного приговора расстреливать немедленно. Этот приказ являлся не только одной из мер по поддержанию в армии дисциплины, но и свидетельством того, что император рассматривал Литву как страну, в которой проживает дружественный Франции народ. Повсеместно, без чьего либо приказа сверху, а по велению сердца, наши предки устраивали французам торжественные встречи. Наполеон обещал вернуть независимость, и своё слово он сдержал, на короткое время наша страна возродилась снова.

До знаменитого секретного приказа Сталина № 0428 - "разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог” и т.д. - оставалось еще 129 лет, но уже в 1812 году русские широко применяли тактику выжженной земли.

Повсеместно они сжигали склады с продовольствием (в Вильно, Свенцянах, Борисове….), запасы фуража, угоняли на восток скот и лошадей. Русское командование ничуть не беспокоилось о пропитании для местного населения. Варварская тактика выжженной земли, вкупе с дождливым летом, привели к тому, что осенью и зимой 1812 года серьёзные проблемы с продовольствием возникли не только у французских войск, но и у местных жителей.

В седьмом номере «Временной Минской газеты», за 31.07.1812 г., была напечатана небольшая заметка о том, как некий «Обыватель Мозырского уезда Богуш, нанятый русским правительством пригнать в русскую армию 72 вола и доставить 30 куфлей водки, при помощи Иеронима Митроновского скрыл этот транспорт в лесу у Старобина, Слуцкого уезда. При приближении войск победителей, Богуш и Митрановский… доставили транспорт в отряд победителей…», т.е. французов.

В Могилёве российского военного, пытавшегося поджечь склады и магазины перед вступлением в город французских войск, нашли убитым. Его убили сами же горожане. В Новогрудке русского офицера, также пытавшегося поджечь склады с продовольствием, просто подкупили, дав ему взятку, и он ушел, подпалив для вида лишь пару стогов сена, чтобы его свои не заподозрили в невыполнении приказа. В Вилейке, при помощи местных жителей, в руки генерала Кольбера попало 2 тысячи квинталов муки, от 30 до 40 тысяч рационов сухарей и много овса.

Наполеон был в восхищении от захвата этих припасов, которые пришлись как нельзя кстати, т.к. обозы из Франции застряли в дороге. В Старом Лепеле французам достались 750 мешков муки и 327 тонн сухарей. В Орше французам удалось захватить крупные склады с продовольствием, которые не успели поджечь русские. 21 июля 1812 г. Наполеон пишет генералу Груши гневный запрос, почему тот не присылает эту муку в Глубокое, где сосредоточилось много частей Великой армии. «Мы в величайшей нужде», писал император.

Главнокомандующий 3-й русской армией, генерал от кавалерии А.П.Тормасов, в июле 1812 года докладывал императору Александру I и военному министерству о событиях, происходивших на территории современной Беларуси: «Все жители взбунтовались против нас, вооружились вилами и косами, укрывались в лесах, убегали от войск наших, нападали на малые партии и курьеров». То есть против русской армии велась партизанская война.

Живописную картину хаоса, который царил среди русских чиновников и военных, нарисовал белорусский исследователь начала ХХ века В.Краснянский. В своей книге «г. Борисов и Борисовский уезд в Отечественную войну 1812 года», изданную в Гродно в 1914 году, он пишет: «Русские чиновники, захватив с собою казённые деньги, серебром, золотом, и в бумагах [...] бежали из Борисова в Бобруйск или в другие местности, не занятые французами [...] многие русские помещики Борисовского повета покинули свои имения и бежали внутрь России…».

Если для царских чиновников и русских помещиков наступление Великой Армии и было «величайшим бедствием», то, как отмечает Краснянский, «польское население встретило французов с восторгом и предупредительностью, видя в них своих освободителей от русского владычества». Кто же подразумевался в то время под словосочетанием «польское население»? Во-первых, естественно, этнические поляки. Во-вторых, литвины (белорусы), католики по вероисповеданию, приверженцы польского уклада жизни и культуры. И, в-третьих – это литвины (белорусы) униаты.

А вот что написал в «Истории Белоруссии» известный историк, экономист и этнограф М. Довнар - Запольский: «…всякий призыв к свободе Польши находил себе сочувственный отклик среди многочисленных белорусских элементов населения […]. Такими элементами были не только поляки, жившие в нашем крае, не только полонизированные белорусы, но и белорусы национально настроенные и даже не потерявшие связи с православной религией…», т.е. православные.

В изданной в 1905 году в Санкт-Петербурге книге «Минск: исторический очерк» есть такие строки: «Всё русское население Минска [видимо чиновники] поспешно спасалось бегством… Что же касается поляков, то они и не думали бежать из города и спокойно, с радостью ожидали французов, видя в них своих будущих освободителей, и те учреждения, где преобладал польский элемент, никаких мер к отправлению из Минска не предпринимали, а, напротив, приготовились к торжественной встрече французов. По выезде из города русских чиновников, поляки [то есть минчане] организовали временный совет для охраны магазинов с провиантом и спокойствия жителей. Председателем совета был избран президент первого департамента минского главного суда Л. Каминский, а членами были президент второго департамента того же суда Ходзько и минский уездный предводитель дворянства И.Монюшко, а также члены городского магистрата. Благодаря заботливости членов этого совета минские магазины не были сожжены и достались неприятелю, который здесь нашел до 7500 пудов муки, много овса и 1500 фунтов пороха. Кроме того, неприятелем был захвачен также большой запас лазаретного имущества».

Русский офицер, одним из последних покинувший Минск, писал в рапорте командованию: «…жители города, поджидая Наполеоновские войска, бодрствовали всю ночь, и почти во всех домах был приготовлен праздничный ужин для дорогих французских гостей».

25 июня 1812 г. в город вступил авангард корпуса «железного» маршала Даву, а накануне из Минска бежал Российский губернатор со своей свитой. Этот день стал для минчан настоящим праздником. Во время торжественной встречи Даву сказал, что «Армия Наполеона пришла не угнетать местное население, а вернуть ему Родину…». Люди рукоплескали и плакали от радости. 28 июня было отслужено торжественное богослужение в костёле по поводу успехов французских войск и освобождения Минска от русского владычества. После Мессы Даву произвёл смотр войскам. Первым французским губернатором Минска стал бригадный генерал Барбанегр, которого позже на этом посту сменил генерал Брониковский. В городе началось формирование 22-го литовского пехотного полка (а позже и 23-го). На несколько месяцев Минск превратился в важную базу снабжения Великой Армии. В городе так же размещались многочисленные госпитали для больных и раненных.

В 1812 году вопрос о существовании Литовского государства решался на полях сражений. 5 июля 1812 года Наполеон подписал декрет о создании вооружённых сил ВКЛ. Началось формирование 5 пехотных и 4 кавалерийских полков. Крестьяне, вопреки сказкам советской и русской пропаганды, вступали в них очень охотно. Если в царскую армию рекрутов набирали насильно и на 25 лет (считай пожизненно), то в армию ВКЛ вступали добровольно и на 6 лет, получая за службу хорошее жалованье.

К тому же было объявлено, что всякий, кто будет добросовестно служить, получит вольную и земельный надел. Поэтому желающих было больше чем надо. Организация, обмундирование и штаты литовских полков устанавливались по образцу польских. Они получили номера с 18 по 22 в пехоте, и с 17 по 20 в кавалерии. Кроме того, по распоряжению Наполеона от 24 августа, по 500 литовских рекрутов пополнили французские 129-й линейный и 2-й Иллирийский полки. Командирами назначались офицеры из богатых… Продолжение »